Портрет Екатерины II в виде законодательницы в храме богини Правосудия. Художник Дмитрий Левицкий. Начало 1780-х
Восстань, Петр!
В 1770 году по случаю победы, одержанной российским флотом над турецким при Чесме, митрополит Платон в Петропавловском соборе в присутствии императрицы Екатерины Алексеевны и всего двора произнес речь, замечательную по силе и глубине мыслей. И вот вития, к изумлению слушателей, неожиданно сошел с амвона и приблизился к гробнице Петра Великого.
– Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец! – воскликнул он, прикоснувшись к могильной плите Петра. – Восстань и воззри на любезное свое изобретение.
Эти слова у многих вызвали слезы восторга. Только мудрый Разумовский мрачно заметил:
– Чего вин его кличет? Як встане, всем нам достанется.
Столица вольнодумства
Из всех российских монархов, наверное, хуже всех относилась к первопрестольному городу Российской империи Екатерина II. Она много раз приезжала в Москву, заботилась об ее благоустройстве, но побаивалась москвичей. Возвращаясь из Крыма, Екатерина усмотрела, что москвичи нарочно посыпали улицы песком и покрасили фонарные столбы в темно-серый цвет, намекая на близость кончины императрицы. В Успенском соборе архимандрит, произносивший проповедь, показался ей революционером. «Меня здесь погребают, – жаловалась она митрополиту Платону, – да и проповедник ваш, должно быть, мартинист. Посмотрите на него: кости да кожа, весь высох».
«Я вовсе не люблю Москвы, – признавалась Екатерина в своих записках. – Москва – столица безделья. Никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, попы, монастыри, богомольцы, нищие, воры, бесполезные слуги в домах; площади которых огромны, а дворы – грязные болота. Обыкновенно каждый дворянин имеет в городе не дом, а маленькое имение. И вот такой сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущаться по малейшему поводу».
Ответ певицы
В 1765 году императрица Екатерина II пригласила знаменитую Габриэли в Петербург и ангажировала ее на два месяца. Когда речь зашла о вознаграждении, Габриэли потребовала пять тысяч червонцев.
– Пять тысяч?! – удивилась императрица. – Помилуйте, мои фельдмаршалы меньше получают.
– В таком случае, ваше величество, – отвечала певица, – вам следует заставили петь одного из фельдмаршалов.
Императрица заплатила требуемую сумму.
Табакерка
Екатерина была недовольна одним из иностранных послов и, пригласив его к обеду, стала говорить с ним резко и желчно.
Храповицкий вполголоса сказал соседу: «Жаль, что матушка так неосторожно говорит».
Императрица расслышала эти слова и переменила разговор. После обеда, когда раздали чашки кофе, государыня подошла к Храповицкому и вполголоса сказала:
– Ваше превосходительство, вы слишком дерзки, что осмеливаетесь давать мне советы, которых у вас не просят.
Гнев был на ее лице, она поставила дрожащей рукой чашку на поднос, раскланялась и вышла. Храповицкий считал себя погибшим. Он поплелся домой, но на лестнице его догнал камердинер с приказом идти к императрице.
Екатерина нервно ходила по комнате и, остановившись перед Храповицким, с гневом заметила:
– Ваше превосходительство, как вы смели при людях укорить меня, тогда как в моем присутствии вы можете говорить не иначе, как только отвечая на мои вопросы?
Храповицкий упал в ноги и просил о помиловании. Императрица вдруг переменила тон и с лаской в голосе сказала:
– Знаю, что вы это сделали из любви ко мне и благодарю вас. – И, взяв со стола табакерку с бриллиантами, продолжала: – Возьмите на память. Я женщина, и притом пылкая, часто увлекаюсь. Прошу вас, если заметите
мою неосторожность, не выражайте явно своего неудовольствия и не высказывайте замечания, но раскройте эту табакерку и нюхайте. Я тотчас пойму и удержусь от поступков, что вам не нравятся.
Свои люди в Сенате
Однажды императрице Екатерине II донесли, что приставы подолгу задерживают в Москве барки с жизненно важными припасами, идущие в Петербург из провинции. Попытки получить точные сведения о злоупотреблениях приводили лишь к обвинению доносивших. Подозревая обман и желая прояснить дело, императрица поручила гвардейскому офицеру Молчанову на месте разобрать противоречивые донесения и представить правдивый отчет о виденном. Молчанов обещался в точности исполнить поручение и несколько раз заявлялся в Сенат за паспортом, но получил его лишь спустя несколько дней, в продолжение которых московских приставов успели уведомить о предстоящей ревизии. Молчанов нашел в Москве только три барки, и императрица осталась в прежнем недоумении.
Генерал-фельдмаршал князь Потемкин-Таврический на набережной Невы. Художник Михаил Иванов. 1798
Конец императрицы
Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно.
Пушкин
Случилось это вдруг и до обидного не по-царски. Пятого ноября 1796 года шестидесятисемилетняя русская императрица Екатерина II поднялась с постели в семь утра – немного позже, чем обычно. Погрелась у камина, сварила себе кофе и, сидя на краешке постели, полчашечки через силу проглотила. Тянуло прилечь, поддаться лени, опустить тяжелую нынче голову на мягкую подушку. Но императрица испугалась, что в последние дни ее часто клонит на боковую, а это верный признак болезни (мысль о старости она гнала прочь), и резко поднялась, заставила себя приободриться, притворилась веселою. Тщательно причесалась, натерла лицо румянцем и выбрала платье: длинное, сбегающее с груди к ногам, скрадывающее ее полноту и короткие ноги. Но прежде чем облачиться в утренний наряд, Екатерина в легком пеньюаре пошла за ширмы, в отхожее место. Вдруг ощутила под сердцем легкий толчок, глаза потухли, и всероссийская самодержица рухнула наземь рядом с нужником. Тупо зашумело в голове, Екатерина, собравшись с силами, кликнула Захара Зотова и попыталась подняться на ноги, чтобы ни камердинер, ни примчавшиеся ему на помощь гвардейцы не застали ее в срамном виде.